Свободная игра чрезвычайно важна для нормального эмоционального развития
В игре дети тренируют многие необходимые для нормального развития навыки: физические, двигательные, умственные и социальные. Я писал об этом в предыдущих статьях, посвященных игре. Кроме того, они упражняют эмоциональные навыки. В игре дети учатся управлять своими страхом и гневом и, таким образом, контролировать эмоции в пугающих ситуациях в реальной жизни.
“Опасная” игра
Дети любят играть в захватывающие дух игры. Малышей приводит в восторг, когда взрослые или подростки подбрасывают их в воздух или кружат (но только если высоту подбрасывания и силу кружения определяют сами дети). Еще им нравится убегать от “монстра”. Дети постарше любят кувыркаться, делать сальто, “колесо” и по-другому крутиться; скользить, качаться и вертеться на горках, качелях и каруселях; карабкаться на деревья или стены домов; нырять с высоты в воду или сугробы; гонять на мопедах, велосипедах, скейтах, лыжах и других позволяющих развить скорость приспособлениях. Кажется, что дети всех возрастов пробуют в таких играх границы своих возможностей. Обычно они начинают с небольших высот и низких скоростей и постепенно их увеличивают. Они рискуют умеренно. Радость от игры в сочетании с толикой страха дают то несравненное чувство, о котором мы говорим “дух захватывает”. Но, если высота или скорость слишком велики, это уже называется страх.
Мать-природа сделала так, чтобы наши дети играли в такие “опасные” игры, потому что знает: в таких играх они тренируют не только физические навыки, нужные в чрезвычайных ситуациях, но и необходимые эмоциональные навыки. В такой игре дети дозированно получают тот уровень страха, который способны вынести, только немного меньше того уровня, который может заставить их впасть в ступор. Таким образом они учатся управлять страхом и не допускать, чтобы он их обезоружил. Они узнают, что страх нормален и физиологичен, его можно контролировать и преодолеть собственными усилиями. Именно такая тренировка позволяет им расти способными управлять страхом, а не поддаваться ему.
В свободной игре дети также используют много притворной агрессии. Они играют в драки, подкалывают и дразнят друг друга. Это не хулиганство, далеко нет. Даже самые близкие друзья играют так. Тем не менее, игровые драки провоцируют некоторую степень страха, а игровые обзывания заставляют испытать гнев. Дети, особенно мальчики, часто играют подобным образом, потому что мать-природа знает: им нужно учиться управлять не только своим страхом, но и своим гневом. В такой игре они испытывают гнев в тех пределах, в которых могут его контролировать. Такая “агрессивная” игра может происходить только с близкими друзьями, которые доверяют друг другу и знают, что они дерутся и дразнятся для смеха, а не для того, чтобы причинить реальный вред.
Играющие дети иногда вступают в настоящие конфликты, сопряженные с гневом, который останавливает игру и с которым нужно справиться, чтобы игра могла продолжаться. Они учатся контролировать гнев и в игре, и вне игры, потому что хотят продолжать играть, и они знают, что, если “сорвутся”, поддадутся гневу и начнут драться по-настоящему, игра прекратится. В реальной жизни мы часто переживаем вызывающие гнев ситуации, и важнейшим жизненным навыком является умение управлять им, чтобы он служил полезным целям, а не приводил к потере контроля и к поведению, которое может навредить окружающим и нам самим. В “агрессивной” игре дети обучаются этому навыку и тренируют его. Этому можно научиться только в свободной игре, без взрослых руководителей и воспитателей. Когда взрослые рядом, чтобы “защитить” детей от опасности и разрешить их конфликты, они лишают детей возможности научиться защищаться, решать конфликты самостоятельно и управлять своими эмоциями.
Эмоционально-напряженная воображаемая игра
Маленькие дети, возраста детского сада и начальной школы, также учатся управлять эмоциями в придуманных ими воображаемых играх. Они проигрывают сюжеты, вызывающие эмоции, включая те, что вызывают страх, гнев и грусть. Одним из задокументировавших это явление исследователей была Гизела Вегенер-Шпёринг (Gisela Wegener-Spöhring).[1] Например, она описывала игру двух маленьких девочек, которые представляли, что их родители умерли, а они сами остались одни в лесу, окруженные медведями и другими зверьми. Чтобы справиться со своим горем и страхом, они обнимались и успокаивали друг друга; они построили пещеру для защиты и придумали что будут использовать в качестве оружия, если в пещеру зайдет медведь.
В другом случае Вегенер-Шпёринг наблюдала, как товарищи по игре привязали популярного в группе мальчика к стулу в качестве пленника и били кожаным ремнем. Удары казались достаточно сильными, чтобы причинить реальную боль, но не сильнее, чем мальчик мог вынести. Внимательному наблюдателю было ясно, что все дети добровольно и увлеченно включились в игру, где они упражняли терпимость к боли, управление гневом и сострадание. Бьющие часто останавливались, чтобы утешить пленника, предлагая ему воображаемые бананы и воду. Они уравновешивали игру в агрессию игрой в сострадание. Вегенер-Шпёринг отмечает, что единственная настоящая жестокость в этой игре имела место, когда воспитатель детского сада подошла и резко остановила игру, заявив, что она слишком агрессивна. Вегенер-Шпёринг утверждает, что прерывать игру без серьезной на то причины всегда значит совершать насилие, обычно провоцирующее негативную реакцию. Когда игру в избиение пленника резко прервали, настроение у детей испортилось. Они начали переворачивать стулья и безобразничать, явно в знак протеста.
Эффект нехватки игры у животных
Исследователи не могут провести контролируемые эксперименты по лишению игры на детях, в которых одна группа была бы намеренно лишена возможности играть в период развития, а другой группе была бы доступна обычная игра, чтобы пронаблюдать результаты. Но они могут и проводили такие эксперименты с лабораторными крысами и обезьянами. Молодняк млекопитающих играет в игры, затрагивающие эмоции, как и человеческие дети. Они гоняются друг за другом, играючи дерутся и, в зависимости от вида, скачут, галопируют, карабкаются, толкаются, качаются с ветки на ветку с некоторым риском для себя. Молодняк крыс и обезьян в неволе играет, только если у них есть с кем играть.
Если детеныши обезьян растут в окружении взрослых особей своего вида, они не играют и растут без игры. Тесты на выросших особях показывают, что они эмоционально неполноценны.[2] При помещении в новую среду, что спровоцировало бы умеренную степень временного страха у нормальной обезьяны, они впадают от страха в ступор, который не могут преодолеть со временем. При столкновении с другой взрослой особью своего вида они чрезвычайно пугаются или срываются в неуместную агрессию, либо и то, и другое по очереди. В противовес этому обезьяны из контрольной группы, выращенные в сходных условиях, но с регулярной возможностью играть с другими детенышами обезьян, могут регулировать свои эмоции в таких тестах и хорошо адаптируются в поначалу пугающих условиях.
Подобные результаты получены и в экспериментах с крысами.[3] В серии экспериментов одним крысятам, лишенным возможности общения с ровесниками, позволялось час в день проводить с игривым сверстником, другим позволялось час в день общаться со сверстником, лишенным игривости посредством введения амфетамина.[4] Амфетамин – тот же препарат, который используется для “лечения” детей от синдрома дефицита внимания и гиперактивности – отбивал у крысят желание играть, сохраняя прочее социальное поведение. Эксперименты показали, что крысята, которым позволяли играть со сверстником, во взрослой жизни вели себя намного более нормально, чем те, которые столько же времени проводили с неигривым сверстником. Очевидно, важнейшее для нормального эмоционального и социального развития взаимодействие крыс происходит в игре. В других экспериментах лишенные игры крысята демонстрировали абнормальную динамику развития мозга. Без игры нейронные связи, идущие от фронтальных участков мозга – участков, которые, как известно, отвечают за контроль над импульсами и эмоциями, – не развивались как положено.[5]
Мы не лишаем человеческих детей игры ради эксперимента. Но, тем не менее, в нашем обществе дети лишаются игры по другим причинам: ради обучения, как мы считаем, или ради защиты от опасности. Как я отмечал раньше в своих статьях для блога (1) и для журнала (2), в последние полвека мы все больше и больше лишаем детей возможности свободно играть, и в этот же период мы наблюдаем чрезвычайное и продолжающееся увеличение числа всевозможных эмоциональных проблем у детей.
Некоторые думают, что жестоко лишать детенышей обезьян или даже крысят игры ради эксперимента. Я соглашусь. Но давайте остановимся и на минутку задумаемся о том, что мы делаем с собственными детьми. И мы считаем, что делаем это для их же пользы!
Ссылки
[1] Wegener-Spöhring, G. (1994). War toys and aggressive play scenes. In J. H. Goldstein (Ed.), Toys, play, and child development (pp. 84-109). Cambridge, UK: Cambridge University Press.
[2] Herman, K. N., Paukner, A., & Suomi, S. J. (2011). Gene X environment interactions in social play: Contributions from Rhesus Macaques. In A. D. Pellgrini (Ed.), The Oxford handbook of the development of play (pp. 58-69. Oxford, UK: Oxford University Press.
[3] Pellis, S. M., Pellis, V. C. (2011). Rough and tumble play: Training and using the social brain. In A. D. Pellgrini (Ed.), The Oxford handbook of the development of play(pp. 245-259). Oxford, UK: Oxford University Press. Also: Bell, H. C., Pellis, S. M., & Kolb, B. (2010). Juvenile peer play experience and the development of the orbitofrontal and medial prefrontal cortex. Behavioral and Brain Research, 207, 7-13.
[4] Einon, D. F., Morgan, M. J., & Kibbler, C. C. (1978). Brief periods of socializarion and later behavior in the rat. Developmental Psychobiology, 11, 231-225.Also: Hall, F. S. (1998). Social deprivation of neonatal, adolescent, and adult rats has distinct neurochemical and behavioral consequences. Critical Reviews of Neurobiology, 12,129-162.
[5] Pellis & Pellis (2011).
Питер Грей (Peter Grey)
Перевод Ирины Одновал
Фото Лидии Яблонской