Интервью с руководителем «Контрабас-квартета» Константином Уваровым.

Константин Уваров: музыка + дети = счастье

 «Все счастливые семьи, – пишет Толстой в «Анне Карениной», – похожи друг на друга». «Правильно, поэтому о них мы говорить не будем», – отмечает ироничный читатель. Конфликт и разлад представляют для романиста (да и для читателя) куда больший интерес, чем ситуация благополучия. На деле же, даже недолгая беседа с человеком, который с радостью идет на работу, с радостью возвращается домой и благодарит Бога за каждый прожитый день, способна дать нам нечто более ценное, чем иные романы с целой палитрой человеческих метаний.

Знакомьтесь. Константин Уваров. Музыкант, руководитель  «Контрабас-квартета», отец пятерых детей. Счастливый человек.

Как «будущие клоуны» становятся контрабасистами

 — Правда, что в детстве вы хотели стать клоуном?

 — Да, я всегда обожал цирк. Я и сейчас его обожаю. Когда идём туда с детьми, всегда испытываю то же непередаваемое ощущение, что и в детстве: какое-то необыкновенно радостное предвкушение. Раньше я, наполовину в шутку, наполовину всерьёз, мечтал, что когда закончу играть на контрабасе, пойду бас-гитаристом в цирковой оркестр. Но туда на самом деле не так-то легко попасть.

— А когда вы поняли, что вы – музыкант?

— В 15 лет. Я с ранних лет учился на виолончели. Сопротивлялся ужасно. Моя сестра часто вспоминает такую картину: я стаю на балконе, держу на вытянутых руках виолончель и говорю: «Не подходите ко мне, я её сейчас брошу». Но получалось у меня хорошо, хоть я этого и не понимал.

Иди, сказали мне, в музыкальное училище. Мне было всё равно, и я пошёл. Правда, я совсем перед этим не занимался и совершенно справедливо получил на вступительных экзаменах два балла по специальности. И всё же в комиссии заметили, что способности у меня есть. Возникла идея перевести меня на контрабас. Как раз в это время у преподавателя по классу контрабаса Евгения Алексеевича Колосова (выдающегося музыканта и педагога — прим.ред.) образовалась некая «брешь», то есть ему нужен был ученик.

Первая встреча у нас с педагогом была довольно весёлая. Проверял он меня на «профпригодность» следующим образом. «Сколько – говорит, – будет одиннадцать в квадрате?» Я ему сразу: «Сто двадцать один». С математикой у меня никогда проблем не было. Потом он говорит: «Дай-ка свою руку». Потрогал, помял мне руку. «Всё нормально, – говорит, – Будешь играть на контрабасе». И взял в свой класс.

Евгений Алексеевич оказался очень важным человеком в моей жизни. Благодаря ему уже месяца через два обучения я понял, что буду музыкантом. Всё стало в кайф. Уж не знаю, каким образом он разбудил во мне то, что все эти годы спало, но я стал заниматься как припадочный. Меня уже никто не заставлял, я сам играл по нескольку часов в день.

Закончил училище, поступил в Московскую консерваторию и, уже обучаясь там, начал играть в оркестре «Kremlin». Работалось мне там прекрасно, но со временем встала проблема гастролей. Я в одной Америке провёл в общей сложности года три. Уезжали месяца на два, на три – дважды в год. И так с 95-го по 2010-й. Даже с женой уезжали – она тоже музыкант, играет на скрипке, – детей оставляли на сестёр и братьев. Надо было зарабатывать деньги. Когда «оперились», детей подрастили, устроился в оркестр «Русская филармония», с которым не надо так много гастролировать.

Профессия мечты – детский музыкант

— Вы также участвуете в уникальном детском проекте «Контрабас-оркестр». Как возникла его идея?

— У нас с женой есть близкие друзья, супружеская пара с двумя детьми. Я контрабасист, мой друг альтист, наши жёны – скрипачки. Мы долгое время работали вместе в оркестре, в том числе и по гастролям вместе ездили. Думаю, пуд соли на четверых точно съели.

Вместе с другом мы перешли и в новый оркестр. А жёны остались с детьми – мы с другом так решили. Но есть один упрямый факт: наши жёны – замечательные скрипачки. Относиться к этому факту легкомысленно, как оказалось, нельзя. Им обеим было почти физически невыносимо не играть на скрипке. Когда человек умеет что-то хорошо делать, он должен это делать. Может, и мне надо пару лет не поиграть на контрабасе, чтобы понять, как сильно я его люблю… (Смеётся)

И вот два года назад – одновременно! – в том детском садике, куда ходила наша дочка, и в том, куда ходил сын наших друзей, заведующие и музыкальные работники попросили: «Ребята, раз вы музыканты, покажите что-нибудь детям». То есть попросили дать детям представление о том, что такое классическая музыка.

И вот встретились мы с Петей на работе. Он говорит: «Меня в саду попросили поиграть». Я  говорю: «Представляешь, и меня! А что, давай что-нибудь сварганим?» – «Вчетвером, что ли, с жёнами?» – «А почему нет? У нас как раз квартет получается». Единственное – вместо виолончели у нас контрабас. В один день мы отыграли два первых концерта.

Воспитатели подходили к нам и говорили: «Вам надо этим заниматься!» Но у нас уже и у самих глаза открылись. Мы хорошо владеем инструментами, и у нас есть опыт общения с детьми – кому, как не родителям, играть для такой аудитории? Им ведь просто так исполнять классический концерт бесполезно. С ними нужно постоянно играть, загадывать им загадки, вовлекать в действие. Нужен интерактив – как раз то самое, что мы проделывали с собственными детьми. Игры, спектакли, конкурсы на днях рождения — все эти наработки нам колоссально помогли. А вместе мы придумали и какие-то новые интересные «фишки»: где ребёнку дать подирижировать, где станцевать, где в бубен побить.

 Ведёт все концерты наш альтист Петя. Если бы несколько лет назад мне сказали, что Петька будет ведущим детских концертов, я бы, наверное, расхохотался. Но в нём открылся этот новый потрясающий талант. Быть может, из-за того, что один из его детей – лежачий инвалид, он обладает какой-то обострённой, неимоверно глубокой связью с детьми. Он заводит их неимоверно, и сам при этом также заводится, и когда мы уходим, зал стонет, дети кричат: «Не уходите! Хотим ещё!» Они тянут к Пете руки, хотят его потрогать.

— Не доводилось ли вам выступать в детских больницах или в коррекционных детских садах?

— Приходилось. Например, мы играли в онкологической больнице имени Димы Рогачева. Играть для таких детей, конечно, психологически трудно. Врач поделилась с нами статистикой: даже при лучших раскладах двоих ребят из десяти спасти не удаётся. Значит, и среди наших зрителей и слушателей были эти 20 процентов… Играли мы и для детей с ментальной инвалидностью: с синдром Дауна, аутизмом. Как они внимательно слушают! Как здорово дирижируют!

— Детские концерты уже стали вашей основной деятельностью?

— Пока нет, но мы очень хотим, чтобы стали. Это главное для нас в профессиональном плане.

Мы все время придумываем новые программы, потому что туда, где мы сыграли один раз, нас обязательно зовут снова, и надо выступать на том же высоком уровне, что и на первом занятии-знакомстве.

Нынешней зимой мы сделали спектакль «Щелкунчик». Мы играем музыку из балета и рассказываем сказку. У нас есть большая деревянная кукла – Щелкунчик. Моя жена сделала фантастического Мышиного короля (всю ночь трудилась). По ходу действия один из маленьких зрителей превращается у нас в принца, а одна из зрительниц – в Мари, героиню сказки. В конце они вместе танцуют на сказочном балу. Наша задумка – чтобы все мальчики под конец этого спектакля чувствовали себя мужественными и сильными принцами-Щелкунчиками, а девчонки – нежными и добрыми Мари. На одном из последних спектаклей я заметил: когда действие кончилось, наши Щелкунчик и Мари (мальчик и девочка) всё ещё сидели, нежно держась за руки.

Это удивительная по силе музыка! Чайковский, как мне кажется, из тех композиторов, которые не придумывали, не сочиняли музыку, а просто улавливали её, как приёмники. Невозможно представить, что когда-то не было музыки к «Щелкунчику». Думаю, когда творился мир, она уже звучала. Мне приходилось играть эту музыку много раз, и всё равно – каждый раз мурашки по телу.

И вот как-то на этом спектакле присутствовал мой хороший знакомый, а вечером того же дня я позвал его на другой, «взрослый» концерт в огромном зале. На следующий день он позвонил мне и сказал: «Ты знаешь, то, что я слышал вечером, ни в какое сравнение не идёт с тем, что я видел и слышал с утра. И музыка, и реакция детей – я чувствовал, что что-то по-настоящему происходит».

Почему Николка не стал Паганини

— Вы – музыкант, ваша супруга – тоже. У вас пятеро детей…

— Да. Четыре сыночка и лапочка дочка…

— Никогда не было мыслей о «музыкальной династии Уваровых»?

— У второго сына однозначно были большие музыкальные задатки. Жена начала с ним заниматься скрипкой, когда ему было лет шесть. Потом он пошёл учиться в Центральную музыкальную школу, там уже играл с оркестром. Словом, всё шло замечательно. Но Галина Степановна Турчанинова, педагог, учившая известного на весь мир скрипача Максима Венгерова, сказала нам, что, чтоб добиться успеха, надо заниматься с ребёнком по шесть-семь часов в день. Если бы он был у нас один, мы бы, возможно, и пошли на это, но поскольку он был второй, а вскоре после него и третий родился, мы подумали, что нельзя всю жизнь семьи класть на этот алтарь и добиваться того, чтобы наш Николка стал виртуозом. Да он и сам страшно сопротивлялся занятиям музыкой. Помню даже такой эпизод, чем-то похожий на мой, с балконом. Сын кричит: «Не буду играть!» Я пригрозил ремнём. А он стянул с себя свой: «На, папа, бей, но играть не буду».

Сейчас вот младшая наша, Машенька (родилась в 2006 году), проявляет музыкальные способности. Может, на следующий год будем учить её на фортепиано.

Сыновний квартет и маленькая солистка

— Ну, если не музыкой, то чем же занимаются и интересуются ваши дети? Расскажите о них.

— Старший сын Лёша, как я говорю, родился с книгой и в цилиндре. Ему 18 лет, но это уже настоящий джентльмен, даже денди. Ходит только в костюме, неизменно причёсан, побрит. Подчёркнуто прекрасные манеры. Постоянно читает. Ещё в третьем классе увлёкся историей. Сейчас учится в МГУ.

Про второго сына, Николу, говорить сложнее, потому что он сейчас динамично меняется. Заканчивает школу. Осознал, что надо взрослеть. Человек мятущийся, ищет себя. По сути же – просто добрый, чистый, душевный парень.

Третий сын Андрей. Ему 14. Он уже твёрдо решил, что будет зубным врачом. Уже изучает биологию, химию.

Фёдор в нашей семье не самый младший ребёнок, но в сознании старших мальчишек и нашем с женой он остаётся малышом (при том, что в своём классе он самый высокий). Любит что-то конструировать, мастерить. Если надо что-то сделать по дому, я работаю, как правило, не со старшими, а с Федькой. Правда, этим летом снова предстоят ремонтные работы, и старший, Лёша, вызвался мне помогать. Говорит: «Я понял, что мне нужно учиться что-то делать своими руками». А Федька работает со мной с самого детства. Ещё он великолепно стреляет – как из лука, так и из пистолета и пневматической винтовки.

А Маша – ну, это просто наше чудо. Мальчишки восторгаются ею, носят её на руках, всячески балуют. Не бывает такого, чтобы она ложилась спать, а ребята не зашли к ней и не пожелали спокойной ночи: заходят по очереди, встают рядом с кроваткой на коленки, чтобы поцеловать, – в общем, очень нежно к ней относятся. Она у нас, как сыр в масле. Королевна. Но при этом, впитывая любовь окружающих, она очень хорошо умеет её отдавать. Как солнышко. При взгляде на неё все улыбаются. Вот такая вот у нас семья.

А за многодетность можно и «огрести»

— Многие считают, что быть многодетными родителями очень трудно…

— Есть переломный момент – третий ребёнок. Там годок надо перетерпеть, а потом всё хорошо.

— А почему переломный? Потому что третий ребёнок – это уже переход в многодетность?

— Да. Двое – это что-то такое, обычное, что ли. И я, и жена выросли в двухдетных семьях. Это как бы норма. А вот когда решили, что у нас будет третий… Далеко не все наши близкие восприняли это так же спокойно, как, например, воспринимали потом четвёртого и пятого. «У вас же концерты!» «Как в Америку ездить будете?» А мы с женой подумали: «Ну и что? У нас двое таких замечательных пацанов. Как здорово, если ещё будут дети». Третий родился – начали строить дом.

— Странно, но факт: некоторых людей многодетность раздражает.

— Оооо… Это да. Жена у меня родилась в Ташкенте. Этнически она узбечка, но ни слова по-узбекски не знает. Росла в музыкальной семье, где говорили по-русски (мать пианистка, отец певец), в 13 лет она взяла первую премию на узбекском конкурсе скрипачей и приехала учиться в Москву.  В общем, она русская. И всё-таки она у меня тёмненькая, и часто, когда она с детьми без меня выходила на улицу, она получала оскорбления: «Чёрные, понаплодились…» и так далее. Это было очень неприятно.

Да и сам я, надо сказать, «огребал» за свою многодетность. Один раз меня в поликлинике попросту избили. На тот момент у меня уже было четверо детей. В поликлинику я пришёл с двумя, но у меня при себе были документы, дающие мне право, как многодетному, пройти без очереди. Я бы этим не стал пользоваться, если б на тот момент не торопился. Говорю людям: «Извините меня, пожалуйста, но я зайду после следующего, потому что так-то и так-то». А одна женщина из очереди говорит: «Нет. Никуда ты не пойдёшь», – и давай матом. Я промолчал, потом из кабинета вышли, и я хотел уже зайти, а она схватила меня за волосы и начала бить на глазах у моих детей. А я не знал, что мне делать. Стоял в оторопи и думал: «Вроде пожилая женщина. Сдачи давать нельзя».

Может, я чего-то не замечаю, но мне кажется, что сейчас вот такого отношения стало меньше.

О вере

— Вы с супругой верующие люди, и детей, наверное, воспитываете при храме?

— Помню, когда мы только поженились, мы с женой стали активно «воцерковляться» (сейчас я почему-то не очень люблю употреблять это слово): постились, как говорится, до полусмерти, не переставая слушали радио «Радонеж» и так далее. Тогда это, наверное, было актуально. Сейчас мы спокойнее относимся к внешним проявлениям церковности.

У нас возник в своё время вопрос, связанный с детьми: заставлять их ходить с нами в церковь или нет. Мы решили не заставлять. Не знаю, что будет дальше, но сейчас нам видится, что это было правильное решение. По поступкам, по словам и мыслям наших детей мы видим, что они очень хорошие ребята. Даже иногда поражаемся, насколько они чистые. Боялись переходного возраста, ломок характера, – но никаких проблем не было. В общем, я уже вижу в них порядочных людей. Поэтому мне кажется, что заставлять детей поступать по каким-то правилам не стоит.

Мы редко говорим с детьми напрямую о вопросах веры и догматики, а если и касаемся их, то только в связи с чем-то. Но это для них вопросы важные. Для меня когда-то стало большим открытием, что есть Некто, Кто меня всегда, постоянно любит, в независимости оттого, какой я. В нашей с женой жизни случались настоящие чудеса, и дети были их свидетелями. То есть для всех членов нашей семьи Господь – это, хоть и негласно, но главное в жизни.

Главное слово для настоящего мужчины

— Слушаешь вас – и складывается ощущение, что всё в вашей семье устроилось как-то само собой. Но ведь приходится, наверное, вам как отцу сознательно принимать какие-то воспитательные меры?

— Сейчас всё действительно само собой. Был, конечно, период, когда я воспитывал, перевоспитывал, пытался ломать всех, в том числе и самого себя. Я думал, что я всё знаю и всё умею. Закончилось это на третьем ребёнке, с четвёртым уже такого не было. Теперь я понимаю, что во многом был неправ.

— В чём именно?

— Прежде всего, даже правильные вещи нельзя говорить в неправильном состоянии души. Нельзя наказывать ребёнка в остервенении. Даже если он действительно провинился, надо сделать сначала паузу, а только потом разговаривать с ним.

Есть ещё один важный момент: ни в коем случае нельзя выяснять с женой отношения при детях. Для нас с супругой это непреложное правило. Даже если какие-то трения (куда от них денешься?) – то только с глазу на глаз. Потому что наши дети очень чувствительны к этому.

— Когда в семье рождается девочка, у папы не возникает сомнений, что она вырастет женственной. А вот когда рождается пацан, отец сильно печется о том, чтобы он вырос мужественным. Что для вас мужество?

— Прежде всего – способность брать ответственность на себя. Когда не хочется что-то делать, а ты делаешь, потому что есть такое слово – «надо». Вот это «надо» я очень хочу воспитать в своих сыновьях. Неохота вставать – а надо. Неохота заниматься – а надо. Физическая сила – дело хорошее, нужное, и всё-таки главное – способность на поступок.

Это касается и отношений с женой, когда видишь, что она не может сделать шаг тебе навстречу. А ты найди в себе силы, переломи гордость, сделай его сам. И ты же будешь за это вознаграждён.

— Говорят, любовь – это непрестанное познание, и если мужчина и женщина по-настоящему любят друг друга, они постоянно будут находить друг в друге что-то новое и прекрасное.

— Это действительно так. Помню, перед тем, как обвенчать нас, наш духовник отец Алексей Колосов отвёл каждого из нас в сторонку и каждому своё слово сказал. Мне он сказал вот что: «Имей в виду, если с каждым годом ты не будешь любить свою жену сильнее и сильнее, значит в вашем браке что-то не так». Мы уже восемнадцать лет вместе, и я убеждаюсь, что наши отношения обретают с каждым годом всё большую глубину. Это великая тайна: люди остаются разными, но уже не существуют по отдельности; только вместе – неслитно и нераздельно.

Положа руку на сердце, я могу сказать, что я счастливый человек. Это пришло не сразу. Где-то это и нудный, тяжёлый процесс. Но ничего нет на свете лучше, глубже, красивее, чем семья. Может быть, монашество, но этого опыта я не имею. В остальном же – что может сравниться со счастьем семейной жизни? Развлечения? Конечно, нет. Путешествия по миру? Я путешествовал столько, что жена меня иногда называла «Голос в трубке». Но любил я эти путешествия только за тот момент, когда возвращаешься домой, на тебе виснут дети, тебя обнимает жена, а потом ты открываешь чемодан с подарками…

Источник: http://rusbatya.ru/konstantin-uvarov-muzyika-deti-schaste/